Сегодня ветеранов Великой Отечественной войны осталось очень мало, все меньше становится и тех, кто был свидетелем войны. Чаще их называют дети войны. Расскажу о живых детях войны, из их уст передам рассказы о том, что осталось в их памяти о войне.
Гутова Соломея Панфиловна, 95 лет. Всю сознательную жизнь прожила в селе Луговое. Последнее время жила у дочери. Однако преждевременная смерть дочери заставила Соломею Панфиловну уехать к младшей дочери в Новосибирскую область.
«На всю жизнь запомнились слова диктора, которыми заканчивалось сообщение о военных действиях на фронте: «Наше дело правое. Враг будет
разбит. Победа будет за нами!».- так начала свои воспоминания о войне ветеран труда Соломея Панфиловна Гутова, которой было 12 лет, когда началась война. Стёрлись события первого дня войны, но то, что пришла беда, мы понимали, так как видели слёзы взрослых, тревогу в доме.
Сельские дети с малых лет были загружены работой, а когда началась война, нашим матерям пришлось работать вместо мужчин, подростки тоже работали наравне с взрослыми. В 12 лет я умела доить корову, могла ухаживать за скотиной, умела косить и работала на сенокосе. Таким детство было не только у меня, так было у всех детей, которые родились до войны и в послевоенные годы. Те, кто был постарше нас, выполняли более тяжёлую работу дома и помогали родителям в совхозе. Мальчишки и девчонки в 14 лет считались уже взрослыми. Те, кто был помладше, присматривали за малышами, пололи огороды, ухаживали за домашними животными в меру своих сил.
Наша беседа с Соломеей Панфиловной прерывалась небольшими паузами. Непросто было ей вспоминать о своём детстве.
— Отца тоже призвали на фронт,- продолжает она свой рассказ.- Первая похоронка пришла в дом Важениных. Бригадир пригласил всех зайти в контору и вручил жене Важенина похоронку. Плакали все, но и горевать долго времени не было. Уборка шла практически без мужчин. На трактора сели женщины, которые прошли краткосрочные курсы трактористов в Камне. Наши руководители решили, что кому приходит похоронка, давать один день отдыха. Понимали, что семье надо побыть вместе, осмыслить пришедшее горе.
Сентябрь мы практически не учились, так как все участвовали в уборке урожая в меру своих сил, подростки работали вместе с взрослыми. Домашняя работа легла на наши, детские плечи. Вместе с взрослыми, а иногда и одни дети, осенью копали картошку, заготавливали дрова, перевозили сено с лугов домой. Летом делали кизяки, а потом осенью складывали в сухом месте.
Я чуть не бросила школу,- говорит Соломея Панфиловна,- у меня не было обуви, чтобы ходить в школу, но я очень хотела учиться. До школы шла босиком, мыла ноги в лужице у школы, доходила до порога школы и надевала шерстяные носки. Заканчивались занятия, у порога школы я снимала носки и шла домой босиком. Когда земля стала подстывать посильнее, мама нам дала валенки. Но были мои сверстники, которые бросали школу из-за отсутствия одежды или обуви.
Школа отапливалась обыкновенной печью, но не всегда было топливо. И у нас был придуман сигнал. Если занятия отменялись из-за отсутствия топлива, то над входом в школу вывешивали чёрный флаг.
В старших классах мы дежурили в школе и по ночам, помогали в уборке классов, топить печи. С бумагой было тоже очень плохо. Но жили мы дружно, в свободное время собирались на полянах и играли в лапту, бабки. На поляне возле школы был импровизированный стадион, где мы бегали, прыгали в длину и высоту. Давали нам поручения – читать книги на дому пожилым неграмотным людям.
На мой вопрос о еде Соломея Панфиловна ответила поговоркой: «До Ильи рот как у свиньи, пройдёт Илья- станешь как свинья». А потом она пояснила, что с ранней весны они жили практически на подножном корме, то есть ели то, что давала природа: различные коренья, листья разных растений, ягоды, грибы. Праздник Ильин день приходился на 2 августа. С этого времени начинали поспевать овощи в огороде, и жизнь становилась сытнее. В магазине давали хлеб. Рабочие получали 350 грамм, а иждивенцы (дети и старики) – 150 грамм. Знает она вкус лепёшек из лебеды.
— А вообще-то хозяйство в селе в войну было натуральным,- говорит Соломея Панфиловна.- Сеяли лён, обрабатывали его и делали ткань. Из конопли получали более грубую ткань, которая шла на верхнюю одежду. Шерсть с овец использовалась на варежки, валенки, из шкур шили шубы. Но часть шерсти в виде налога надо было сдавать государству, как и молоко, мясо, яйца. Нужно было кормить армию.
Несмотря на то, что жилось трудно, наша мама сумела вместе с нами, детьми, построить свою небольшую избу- землянушку, в которой стены были частично в земле, пол был земляной. Топили печь дровами, стеблями подсолнуха, кизяками».
Соломея Панфиловна проработала до ухода на заслуженный отдых, имеет звание «Ветеран труда», медаль «70 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».
Несмотря на преклонный возраст, сохраняет ясный ум, оптимизм. Она вырастила трёх прекрасных детей, которые переняли у матери её лучшие черты.
Руденко Галина Ефимовна, 89 лет. Живет в г. Камень-на-Оби. Окончила Каменское педучилище, затем пединститут. Работала в Шипуновском районе в маленьком поселке в малокомплектной школе. Учила всех с 1 по 4 класс одна и одна была русской в этом поселке. Поселок ликвидировали в процессе укрупнения и Галина уехала в город.
Когда началась война, Галине было 5 лет. Сомневающиеся скажут, что дети не могли помнить эти события в силу своего малолетнего возраста. Но, говорят психологи, что это не так. Ребёнок способен запомнить эмоционально ярко окрашенные события.
-У меня до сих пор стоит картина проводов на фронт призванных односельчан, — говорит Галина.- Мне запомнилось, что лето 1941 года было необычайно жарким. Село находится на возвышенности и вся трава сгорела. Помню и 22 июня, когда объявили о начале войны, и началась мобилизация. Наш старший дядя, Иван Пастухов, тогда служил в армии, причём на западной границе. Бабушка плакала, так как её сны говорили о том, что сын погиб. Через несколько месяцев после начала войны пришло извещение, что Иван пропал без вести.
— Хоть нам было и немного лет,- продолжает свои воспоминания Галина,- мы понимали, что пришла большая беда по имени война. Мимо села проходила дорога на Барнаул. Буквально на второй день по дороге вереницей шли машины с мобилизованными, и мы каждый день бегали смотреть, как везли призванных на фронт. Иногда тормозила какая-нибудь машина, и мобилизованные мужчины из нашего села садились, машина снова встраивалась в общий поток, увозя на фронт наших односельчан. Провожающие родственники ещё какое-то время шли за машиной.
Мальчишки как-то притихли, да и наши детские разговоры велись в основном о том, кого ещё призвали в армию. А потом стали приходить похоронки. Начали призывать женщин на фронт в качестве санитарок, которые проходили перед этим ускоренные курсы. Женщин отправляли на заготовки леса, грибов, ягод, сена. Нашу маму тоже отправили на трудовой фронт, а мы с сестрой остались на попечении бабушки Васты и дедушки Семёна. Дедушка был инвалидом с детства (не разгибалась нога после падения с воза), поэтому он не подлежал призыву на фронт.
— Нельзя сказать, что мы голодали, рассказывает Галина, — но питание было очень скромным. Хлеба нормального мы не ели. Его пекли с разными добавками. Хорошее зерно отправляли на фронт. Чаще всего на столе была просто картошка с овощами приправленная толчёным конопляным семенем, которое не считали (да и не знали об этом) наркотиком. Конопля росла в изобилии возле фермы, и мы бегали собирать семена, потом бабушка толкла их в ступке и приправляла картошку. Да и картошки мы не ели вдоволь. В семьях остались женщины и дети, садить большой огород и ухаживать за ним женщины были просто не в состоянии. Помню, как бабушка нам отдавала свои картошины, говорила, что ей что-то не хочется есть. Лакомством был кусочек подсолнечного жмыха. Наверно у нас, в Сибири, и родилась поговорка: «Слаще морковки ничего не ел». Так и было на самом деле в годы войны и послевоенные годы. Из морковки делали лакомство в виде пареной моркови или сушёной.
А вообще мы всё лето были, как говорят, на подножном корму. Весной начинали есть сладкие стебли и цветки медунок, потом копали корнеплоды диких лилий (саранки), потом шёл полевой лук, щавель, начинала созревать дикая смородина, клубника, а затем начинали поспевать овощи в огороде. Бывало, что кто-то съедал не то растения, были отравления, при которых использовали парное молоко как главное лекарство.
В школу я пошла в 1943 году,- говорит Галина.- Класс наш был разновозрастной, и состав класса менялся каждый год. Кому-то не в чем было идти в школу в холода, кому-то надо было присматривать за младшими детьми, так как мать была на работе, а детсада не было.
Учебники были не у каждого, поэтому ходили друг к другу за учебниками, чтобы сделать домашнее задание. Тетради были, как говорится, на вес золота. Использовали поля газет, старые конторские ведомости.
Уже в 3-4 классах нас привлекали к прополке пшеницы, так как тогда не было гербицидов. А вообще наше поколение, родившееся до войны или во время войны, очень быстро взрослело. Возможно, это было потому, что на наши детские плечи ложились заботы взрослых, да и взрослым некогда было нас опекать во всём.
— Конечно мы были детьми и нам не чужды были детские радости, -говорит Галина.- Весной и в летние каникулы мы собирались группами по месту жительства и играли. Мальчики играли в бабки, пристенок, чехарду, ножичек. Потом стали играть в войну, но роль немцев никто не хотел играть, поэтому использовали считалки. У мальчиков игрушки были из дерева, чаще всего это была сабля, ружьё, пистолет.
Праздничных мероприятий в школе в войну не проводили. Запомнились лишь праздничные линейки перед 7 ноября, 1 мая, 22 апреля. Когда наши войска окончательно перешли в наступление, то о победах мы узнавали тоже на линейках. Но самыми радостными для всех были дни, когда получали письмо с фронта. Письмо читали вслух, перечитывали много раз. Мама и бабушка плакали, бабушка с мамой молилась перед старинной иконой, которая была прикрыта от посторонних глаз. Это позже мы узнали, что иконы были негласно запрещены. Новостью о полученном письме с фронта от папы делились со сверстниками, пересказывали как могли. Самой большой радостью стало возвращение отца с фронта, который прошел всю войну, сначала в качестве связиста, потом после ранения стал помощником шофера «катюши» (была такая должность в расчете «катюши»). Дошёл до Берлина, имеет несколько медалей, среди которых медаль «За боевые заслуги», «За отвагу». Был дважды ранен.
Татьяна Руденко.
